К восьмидесятилетию Великой Победы
Зима 1942 года обрушилась на аул с невиданной жестокостью. Снег, выпавший намного раньше обычного, завалил горные тропы, превратив их в непроходимые сугробы высотой по пояс. Он покрыл всё вокруг густым, непроницаемым слоем, засыпав крыши домов, заметая следы на замерзшей земле. Мороз, пробирающий до костей, свирепствовал без пощады, его ледяное дыхание проникало сквозь невидимые щели в стенах домов. Неистовые ветра, воющие, словно голодные волки, носились по склонам гор, выливая свой трескучий гнев на всё живое. Эти ветры, названные местными жителями «жикал», были не просто холодными потоками воздуха – они несли с собой метель, засыпая снегом даже небольшие ущелья, отрезая аул от внешнего мира.
Салимат, молодая женщина с выразительными, глубокими карими глазами, уставшими от постоянных забот, стояла на пороге новой, крайне трудной действительности. Её красота, некогда яркая и радостная, померкла под грузом бесконечных забот. Лицо, покрытое небольшими, тонкими морщинками, свидетельствовало о тяжелых испытаниях, выпавших на ее долю. Легкая ткань ее платья не могла защитить от пронзительного холода, а руки, грубые от работы, были озябшими и почти бессильными. Ее супруг, Магди, был призван на фронт еще летом, оставив Салимат с двумя маленькими детьми – пятилетним Расулом, живым и непоседливым мальчишкой с вечно грязными руками и задорными, но теперь испуганными глазами, и трёхлетним Амиром, тихим и нежным ребенком, который в своей невинности еще не понимал полной глубины наступившего горя. Мир, который совсем недавно казался полным надежд и мечтаний, рухнул, как карточный домик, разрушенный не только войной, но и наступившим голодом.
Каждую ночь, укладывая детей, Салимат ощущала, как ее сердце сжимается от страха, за будущее своих детей, за то, как ей прокормить их в условиях нехватки продуктов и топлива, как защитить их от жестокого мира, в котором война стала неотъемлемой частью повседневности. Она боялась не только холода и голода, но и болезней, которые гуляли по аулу, кося истощённых людей. Каждый скрип замерзшей двери, каждоезавывание ветра напоминало ей о хрупкости жизни и о страшной неопределенности будущего. Салимат молилась, прося у Аллаха силы и терпения, веры в возвращение мужа и надежды на скорейшее завершение войны,чтобы её дети смогли жить в мире и спокойствии. Она мечтала о временах, когда снег будет не символом холода и голода, а просто красивым зимним украшением их родного аула Рича.
Их существование держалось на волоске. Трудодней в колхозе, едва хватало на мешочек зерна и немного картофеля. Продукты быстро заканчивались, оставшиесязапасы уменьшались с каждым днём, заставляя Салимат придумывать все новые способы прокормить семью.Она экономила на всем, сводила к минимуму свою еду, отдавая лучшее детям. Конец февраля ознаменовался полным опустошением. В их маленьком доме оставались лишь мерка отрубей – едва ли на несколько лепёшек – и несколько подмёрзших картофелин. Два месяца, до наступления весны и появления корней и зелени, казались бесконечной пропастью, грозящей смертельным голодом. Дети, еще не понимающие всей серьезности ситуации, каждый день с надеждой смотрели на свою мать, их маленькие ручки тянулись к ней за едой, за теплом и защитой. Сев рядом с ними, она тихо шептала им ласковые слова, стараясь укрыть бедственное положение за улыбками. Детирадостно смеялись, и в их глазах Салимат видела свет надежды. Но, она чувствовала себя измученной, загнанной в угол, перед лицом неизбежной трагедии.
Однажды, в сельской пекарне, за разговорами женщин, Салимат услышала о павшей от истощения колхозной лошади. Ее оставили во дворе фермы в местности АчIекI, еще не сняв шкуру из-за лютого мороза. Эта информация, зажгла в ней огонёк надежды. Мысль о детях, их голодных взглядах, стала сильным стимулом ее действий. Она понимала, что придется побороть свои страхи, переступить через свою гордость, свою женскую природу. Необходимо было что-то предпринять, и действовать надо было немедленно.
Ночь, подобная густому, непроницаемому бархату, окутала всё вокруг, превратив привычный мир во враждебное, таинственное пространство. Для Салимат эта ночь стала не просто тьмой, а полем битвы, где врагом выступали не люди, а сама природа, дополненная угрозой, исходящей от АчIекк. Она долго колебалась, взвешивая, как на весах судьбы, все возможные риски и последствия своего решения. Перед её глазами вставали картины: лица сыновей, их голодные взгляды. И эти образы, эти призраки голода и страха, оказались сильнее любого другого чувства, даже смерти. Перспектива потерять своих детей, потерять единственное, что делало её жизнь значимой, пересилила все остальные опасения.
Салимат взяла кинжал Магди,который она берегла как самую дорогую реликвию – единственное оружие, которое было в их доме. Холодная сталь, словно жгучее прикосновение смерти, легла в её дрожащую руку. Она глубоко вдохнула, стараясь успокоить, бешено колотившееся сердце, убедившись, что дети спят крепко, вышла из дома. В тот момент даже её отчаянная решимость не могла заглушить нарастающий ужас перед неизвестностью.
На улице бушевала сильная метель, и казалось, что мир погрузился в настоящий апокалипсис. В ауле, где обычно царила жизнь и веселье, даже собаки замерли в ожидании, словно ощущая силу природы. Ветер, разъярённый и беспощадный, завывал, словно дикий зверь, заметая всё вокруг слепящей пургой. Снежинки, острые как лезвия, били в лицо, проникая под одежду и принося с собой холодный ужас, который сковывал тело и душу. Салимат шла, едва переставляя ноги, чувствуя, как её тело сковывает пронизывающий до костей холод. Каждыйшаг ног, погружающихся в глубокий, рыхлый снег, отнимал последние силы, ей казалось, что она теряет связь с реальностью. Путь к ферме АчIекк лежал через километры крутого спуска, который казался бесконечным белым лабиринтом, где не было ни конца, ни края. Ветер поднимал снежные вихри, и Салимат иногда теряла ориентиры, её глаза слезились от злой метели, а разум пытался найти хоть какое-то утешение в этом хаосе.
Цель её пути, ферма, оставалась призрачной точечкой, едва различимой сквозь безбрежную завесу пурги. Она вспомнила, как весной здесь цвели цветы, а летом свистели птицы, и в сердце её зажглось тепло, которое сейчас казалось недостижимым, она осознавала, что не просто борется с природой, но и с самой собой, с внутренними страхами и сомнениями.
Несколько раз Салимат останавливалась, приседала, стараясь перевести дух, согреть замерзшие руки своим дыханием, прижимая их к телу. Темнота и вьюга делали ориентацию на местности практически невозможной. Она спотыкалась, падала в глубокие сугробы, чувствуя, как проваливается в вязкую бездну. Всякий раз ей приходилось собирать свои уже иссякающие силы, чтобы продолжить движение.
В её голове непрерывно крутились мысли о детях, их лица сливались в бесконечный калейдоскоп любви и отчаяния. Она представляла, как накормит их теплой сытной едой, увидит в их глазах радость и спокойствие. Эти мысли, эти живые картиныбудущего, давали ей силу, подпитывали её дух, не позволяя сломиться перед непогодой и всепоглощающим страхом. Она думала о запахе дыма из трубы дома, о тепле очага, о возможности обнять своих детей. Она помнила вкус хлеба, запах мяса – то, что она надеялась дать им, преодолев эту бурю. Каждый шаг был шагом к жизни, шагом, который мог стать последним. Любой вдох был борьбой за будущее своих детей, борьбой, которую она вела с непогодой, с темнотой, с безысходностью. Её сила была в её материнской любви, в её неукротимом желании защитить своих детей, хотя бы ценой собственной жизни. В этой, бескрайней снежной пустыне её двигателем была надежда, освещающая путь сквозь тьму и бурю. Надежда, которая помогала ей продолжать движение вперед, к тому единственному, что было ей дороже всего на свете – к своим детям. Она шла, пока, наконец, из темноты не вырисовались контуры фермы, ставшей для нее символом спасения.
Морозный воздух щипал лицо Салимат, оставляя на коже мелкие, жгучие иголочки. Снег, глубокий и рыхлый, хрустел под её почти бесшумными шагами. Она двигалась медленно, осторожно, как хищная кошка, подбираясь к лежащей на заснеженном поле лошади. Мертвое животное, занесенное снегом почти до самой гривы, представляло собой жуткую картину. Снег, сбившийся в твердые комья на шерсти, выглядел как броня, придающая мертвому телу каменную неподвижность. Сердце Салимат сжалось от жалости, от осознания безвременной смерти величественного существа. Но голосголода, глубокий и настойчивый, заглушал все остальные чувства. Это был не просто голод – это была угроза выживания для её детей, для её маленьких замерзающих существ, чьи личики мелькали перед её внутренним взором.
Замёрзшие пальцы едва слушались, но Салимат настойчиво начала срезать мясо кинжалом.Каждый кусок, отделенный от застывшего тела, отдавался в руках острой, ноющей болью. Но она терпела, стискивая зубы, ведьэто было не просто мясо, а надежда, шаг к спасению своих детей от голодной смерти. Она работала быстро, но аккуратно, стараясь не растерять, ни грамма ценного продукта. Медлить было нельзя – она чувствовала, что каждое движение приближает её к неизбежному риску.
В глубине души Салимат ощущала не только страх быть пойманной, но и огромное чувство вины. Она рушила колхозные правила, чтобы сохранить своюсемью. Этот внутренний конфликт разрывал её на части, но мать в ней была сильнее всего остального.
Тропинка к аулу, припорошенная снегом, казалась бесконечной.Шаги отдавали острой болью в усталых ногах. Темнота окутывала её, словно тяжёлый плащ. Она мысленно проговаривала молитву, прося у высших сил защиты и прощения. Возвращение казалось вечностью. Салимат чувствовала каждый порыв ветра, каждый скрип снега под ногами, как обвинения в своем же поступке.
Наконец, ближе к рассвету, измученная до предела, Салимат добралась до своего маленького дома. Тяжёлый мешок, наполненный столь драгоценным сейчас продуктом, давил на её плечи, но от него она, почти не чувствовала боли. Слезы облегчения и радости смешались в один бурлящий поток, похожий на стремительное таяние ледяных глыб под весенним солнцем, которое вот-вот должно было появиться из-за заснеженных вершин. Бушующая метельзаметала её следы, будто пытаясь стереть из памяти этот рискованный поход, этот акт отчаянной любви и самопожертвования.Но следы её мужества были уже высечены глубоко в её душе, неизгладимо, как руны на древнем камне.
Дома, в полумраке, её ждало долгожданное тепло очага – железная печь, из трубы которой еле-еле виднелся дымок, из-за нехватки дров. Этот очаг, теплящийся уголёк надежды, был её крепостью, убежищем от жестокого ветра, войны и голода. Безмятежный сон детей, такой контрастный бушующей снаружи стихии, наполнил её сердце умиротворением. Буря выла за окном, как голодный хищник, но внутри царила тишина, наполненная теплом и нежностью.
Она быстренько приготовила густой, наваристый суп. Запах вареного мяса распространился по всему дому, наполняя его теплом и надеждой. Это был запах жизни, запах победы над голодом и отчаянием. Дети проснулись от давно забытого знакомого запаха. Их глаза, сонные и немного растерянные, расширились от радости, когда они увидели мать и вкусную еду на столе. В тот день, глядя на сытых, успокоенных детей, Салимат поняла, что её жертва не была напрасной. Она спасла своих детей, и эта мысль давала ей силу. Она знала, что впереди ещё много трудностей, что недоедание и холод – лишь часть суровой реальности военного времени, но теперь у неё была мудрость, которую она приобрела, пройдя через это суровое испытание.Она больше не была беспомощной женщиной, стоящей на пороге отчаяния. Она стала сильнее, стойче, и любовь к детям стала её единственным и наиболее могущественным оружием в борьбе за их выживание. Эта зима научила её многим вещам, в том числе и тому, что даже в самых безнадежных ситуациях нужно искать выход, даже если это означает рисковать собственной жизнью. И в этом заключалась её материнская сила, её невероятная стойкость, способность любить, надеяться и бороться.
Она пережила это испытание, а значит, переживёт и все остальное… С этими мыслями, успокоенная и счастливая, Салимат тихо заснула, крепким, спокойным сном матери, чей долг – защитить своих детей – превыше всего. Её сон был наполнен надеждой на будущее, на чистое небо над головой, на счастливое детство для Расула и Амира, на мирную жизнь.
Алай Насруллаев, член Союза российских писателей
