Кубутаев Расул Абдусаламович родился в 1948 году в селе Дулдуг Агульского района. После окончания педагогического института в 1967 году работал преподавателем биологии и химии в селе Дулдуг Агульского района. В 1980 году переехал в город Дагестанские Огни. В 1989 году работал в Государственном подшипниковом заводе ГПЗ-22 начальником отдела кадров в городе Дагестанские Огни. С 1992 года работал корреспондентом, а с 1997 г. — редактором отдела газеты «Дагестанские Огни», одновременно сотрудничал с газетой «Дагестанская правда» и журналом «Народы Дагестана». Р.Кубутаев трижды стал автором-победителем конкурсов по социальным и правовым вопросам за освещение материалов МВД РД среди журналистов Дагестана. Получил Благодарность от первого Президента РФ Бориса Ельцина за большой личный вклад в преобразование России.

За период работы корреспондентом Расул Кубутаев издал множество книг и журналов, в том числе «Юному городу с древней историей – 15 лет».

Талантливый журналист и публицист, патриот Расул Абдусаламович Кубутаев завершил свой яркий жизненный путь на 61 году жизни 4 июня 2009 года, оставив свое уникальное творческое наследие и свое продолжение в детях.

Отдавая дань уважения таланту и творчеству нашего коллеги и земляка, мы публикуем сегодня публицистические изыскания Расула Кубутаева об агульской культуре и истории.

Абдурахман Манафов

*******************************************

АГУЛЬСКАЯ КУЛЬТУРА

Великий русский писатель И.С. Тургенев писал: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины ты — один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!». Глубинный смысл тургеневских слов о русском языке потрясает своим величием и простотой понимания его значения — как ценнейшего дара, данного Богом, и таланта русского народа.

Нашему горному краю Дагестану выпала счастливая доля иметь богатую природу, но, кроме того, и заселить его суровые горные склоны, постепенно переходящие в альпийские луга, малым, но гордым этносом под названием «агулы». Есть много версий происхождения этого слова. По народному преданию слово «агул» переводится как «вольный, свободный человек». И я склонен поддержать эту версию по примеру великого мыслителя, философа, арабиста, потомка агулов Магомеда Ярагского из Квардала, впервые внесшего в ислам тарикат.

Много воды утекло в бурной реке Чираг-чай с момента заселения ее берегов агулами. Резко изменился весь уклад их жизни. Но болит сердце и щемит душа по прошлому, еще не утерянному в воспоминаниях, песнях и обрядах. Такой вольный народ просто не мог не создать свою особую словесную культуру, которая не противопоставляется русскому и другим языкам народов и народностей Дагестана, а, наоборот, имеет свой особый колорит. Созданные за короткий исторический срок тысячи песен, поговорок, прибауток вместе с особой разговорной речью еще раз подтверждают природную одаренность трудолюбивого агульского этноса. Вот об этом я и хотел поведать нашему читателю.

Главными ценностями для агульца были свой дом, жена и любимые дети. В агульской семье свято соблюдались традиции и обычаи предков, а стариков практически причисляли к лику святых. Агулец и жена-агулка всегда были для своих детей образцом трудолюбия, порядочных семейных отношений и крепкой любви. В народе говорили, что муж и жена — одна сатана. А если они ссорились, то соседи говорили: «Днем гавкают друг на друга, а ночью воркуют как голубки». Дома чаще строили на каменных утесах или склонах гор, которые, во-первых, были непригодны для хозяйственного пользования, во-вторых, неприступны для неприятеля. Нашествие монголов, походы Великого Тимура и Надир-шаха научили агульцев защищать себя от внешних врагов и грабежей.

Строительным материалом служил либо речной камень, либо камень из горных пластов, доступный всем: и состоятельным, и бедным. И строили дома всем миром. Помогали родственники, соседи, кумовья, друзья и просто любители поработать над элементами каменной резьбы за очень невысокую плату в виде обеда и ужина. Крыши домов были плоскими, и чаще крыша нижнего соседа служила двором для верхнего. Почти все дома имели открытые навесы (эйван), на которых осенью сушили туши баранов (мугупар), заправленные чабрецом (уникIеяр) для отпугивания мух и придания мясу пряного запаха. Сливки, молоко хранили в глиняных горшках (чIаькьар) в погребах (кIушариъ), где температура и летом, и зимой была плюс 5-12 град.С. Мы, дети той поры, иногда баловались этими продуктами, за что получали удары метлой (мугул). Воду и молоко еще хранили в керамических кувшинах (чIакьар). В них постоянная температура сохранялась за счет испарения воды через пористые стенки кувшина (а мы знаем, что при испарении жидкости в таких сосудах содержимое охлаждается). Позднее, когда уже появились сепараторы, молоко вечернего и утреннего надоя смешивали, и агулки несли его перегонять к той, у кого он был. После перегонки из сливок сбивали масло в объемных кувшинах (ифан гвар) с полукруглым дном, чтобы легче было раскачивать его из стороны в сторону, а оставшийся сбой (дакьу никк) мы, пацаны, пили с наслаждением, и, казалось, лучшего напитка в мире нет. А перегнанное молоко через сепаратор (диву никк) использовалось для приготовления обезжиренного сыра. Из сыворотки (чIвахI), оставшейся после отжима сыра, при длительном кипячении на легком огне получали еще массу (яркьв), из которой после добавления соли делали творог (муртал), способный долго сохраняться в тех же глиняных сосудах или эмалированных кастрюлях. Хлеб агулки зимой и летом пекли в пекарнях (хьар), имеющих свою несложную конструкцию, сжигали только древесное топливо (кIурар), но никак не брикеты (куппар) из навоза во избежание неприятного запаха. Поскольку такие пекарни строили не на каждую, а на 15-20 семей, то, особенно в летнее время, после прихода с косовицы, к ней выстраивалась огромная очередь. Старушка-хозяйка «заведения» четко регулировала очередь, чтобы клиентки обиженными не ушли к другой хозяйке такой же пекарни. Плата за услуги была символическая — один лаваш небольшого размера или небольшое чуду из картофеля с кусками мяса. Зато пекарня для молодиц была настоящим информационным центром (хабарар), источником «брехни», сплетен и пересудов. Чтобы их не пропустить, девушки даже обманывали родителей, что, мол, скоро их очередь в пекарне, хотя стояли либо последними, либо предпоследними. Потому тут, что было или не было и что будет или не будет, очередники в пекарне узнавали раньше всех. Мужчины, когда выпивали водку (нерекьи), напиток из меда (буза), крякая, говорили: «хабарарин мукь», имея в виду место быстрого распространения сплетен и пересудов. Раньше хлеб пекли агульцы исключительно из ржаной муки (сулин хIур), только в нескольких селах сеяли пшеницу (меIер), да и ту не часто перемалывали в муку из-за небольшого количества, а чаще использовали в жареном виде наподобие семечек подсолнечника. И хлеб ржаной был своеобразный на вид, с

пробитыми насквозь дырками специальным кухонным инструментом (хIурукквал). И это делалось для того, чтобы хлеб лучше пропекся. По внешнему виду он напоминал руль автомобиля, а если точнее, — ободок колеса легковой машины. Агульцы-крестьяне употребляли в пищу вообще-то скудную домашнюю снедь, состоящую, в основном, из мясной и молочной продукции, а также, чтобы возместить недостаток различных витаминов, дикорастущие ягоды и травы: крапива (миджар), лопух (лавсар), медвежий лук (сурар), плоды рябины (марзар), брусники (гъивгъар), шиповника (чIивер), смородины (уьттарар) и прочие ягоды и фрукты — как в сыром, так и в приготовленном виде. Большим праздником в семье агульца было время, когда осенью резали баранов для сушки туш (мугулар) на зиму. Нам, детям, и женскому полу всегда гарантированно доставались те органы, которые не подвергались сушке — печень, почки, легкие, голова. Словами не передать, какими они для нас были вкусными. А также на зиму готовилась домашняя колбаса (ацIу рудар): в толстые кишки набивалось чистое мясо с приправами. После запекания они имели божественный вкус. Мы, дети крестьян-агульцев, не избалованные судьбой, носились босиком за надутым воздухом туппом (мяч из мочевого пузыря). Это был первый опыт игры в футбол. Невывяленная шкура крупнорогатого скота использовалась для изготовления лаптей (шаламар), а обработанная — для шумарар (кавказская обувь), заправленная мхом или очень нежной травой. Нас особенно тянуло к пчеловодам, когда те качали мед. Взрослые нам говорили, что вощины (милахар) надо жевать до тех пор, пока возле пупка не выступит мед. И мы этому верили. Но мед почему-то никогда не выступал. Особенно Агул богат фольклорным юмором, всякими прибаутками. К примеру, в моем селе Дулдуг называют «хьиран хулалди ушуф» тех агульцев, которые пошли зятьями в семью жены. Молодицы и тещи всегда были у агульцев предметом юмора, шуток и прибауток. Как-то загулявший агулец пришел домой на рассвете. Жена-агулка упрекает его, что уже все люди в пекарне (хьаре) говорят, что он гуляет с другой молодицей. Агулец не растерялся, собрался с мыслями и ответил: «Ты же знаешь, жена, что пекарня — это пресс-центр, где женщины выдумывают различные небылицы, лишь бы больно кольнуть кого-то. И ты поверила». Конфликт был улажен. Если жена была у агульца скандальной и ругала его раз в неделю, то о такой молодице агулец с любовью говорил: «Илани гьа». Но если жена ругала каждый день, да плюс еще подключалась теща, тогда агулец говорил: «Зи хьир Iу кIил али илан э». При этом агулец никогда не держал зла на любимую жену и родную тещу. Смысл некоторых употреблявшихся агульцами слов или звуков мне до сих пор и самому не понятен. К примеру, когда запрягали быков в ярмо, говорили «гьав-гьав», и бык послушно шел под ярмо. Агульцы не только берегли семью, любили родину и храбро их защищали в военных баталиях, но всегда были и талантливыми выдумщиками. Мне, как и всем пацанам моего поколения, очень хотелось попасть в город. Как-то я спросил у отца: «Папа, а чем отличается город от нашего села?» Отец тоже был юмористом и ответил, что в городе высокие каменные дома и заборы, а крыши покрыты железом, потому в городе летом очень жарко. А самое главное отличие состоит в том, что в городе улицы одеты в асфальт (къир), и потому там в вечернее время и пасмурную погоду темно, так как асфальт черного цвета, а собаки там маленькие и малоподвижные и лают совсем по-другому — пискливо: «Ав! Ав!» У меня появилась гордость за наше село, где даже в самую непогоду светло, и особенно за наших собак, которые лают угрожающе: «ГIав! ГIав!». О хвастливых людях, особенно о тех, кто себя сильно хвалит, агульцы говорят: «АхIа кIарчар але бицIи кьун». Самобытный юмор в сочетании с языковыми изюминками создает неповторимый словесный колорит агульской речи.

В нашем Агуле, особенно в селении Кураг, каждый агулец имеет прозвище. В горах не принято обращаться по отчеству, а просто к обращению добавляют, если он младший — шиниккв (младший, сынок), а к взрослым — адад, хIадад (дядя, дедушка). Порой прозвища бывают даже такие смачные, что при детях и женщинах произносить их просто нескромно. Но при этом никто не обижается. Некоторые тухумы (роды) носят имена домашних животных или птиц. Например, в Тпиге есть род ХIамаларин (крупнорогатый) и БицIималарин (мелкорогатый), а в моем селении — Къазарин.

А порой встречаются такие имена, которых не встретишь нигде в мире. Был один интересный случай в 60-е годы в селении Арсуг, когда туда приехал уполномоченный из управления сельского хозяйства района, по национальности лезгин, чтобы проверить, как идет сенокос в

том колхозе. Он хотел встретиться с руководителями села, но на всех дверях конторы висели замки. Тот застал у конторы только обходчика. Уполномоченный спрашивает у того: «А где председатель колхоза?» Тот переспрашивает: «Iэгагай, что ли?». «Может, и Iэгагай». «Он уехал в райцентр», — говорит обходчик. Тогда он спросил парторга. Опять тот переспрашивает: «Вехвехай, что ли?». «Ну пусть Вехвехай, но где он?» — не унимается уполномоченный. «Он обходит косарей на лугу», — был ответ обходчика. «А где мне найти председателя сельского совета?» — раздраженно вновь спрашивает он старика. А обходчик в своей манере отвечает: «Если вам Шудудай, то она пошла помочь брату косить, а ее секретаря Гуьрдж тоже сегодня что-то не видно». Тут уполномоченный не выдержал и во весь голос на лезгинском языке заорал на обходчика: «Тут в селе есть люди с мусульманскими именами?!» (И хуре мусулман тар алайди авани я кейди? — дословный перевод с лезгинского). И он, расстроенный из-за неудачи, повернул коня и поскакал обратно в управление за 25 км. О находчивости агульцев ходят разные легенды. К примеру, кум спрашивает у кума: «Кум, ты знаешь как размножается рыба?» Кум без запинки отвечает: «Ты знаешь, идет (показывает на его жену) рыба — самка, а за ней ты (самец) в затемненную комнату и потом получаются дети». Или еще: «Ты не знаешь, кум, какой ответ написали агульцы турецкому полковнику, который требовал от них добровольно сложить оружие?»

— «А что?»

— «Какой ты рыцарь, если не можешь голой задницей убить ежа?»

— «А! Тогда понятно».

-«Ну, скажи, раз понятно: как?»

— «Не знаю».

«А я знаю, — утверждает первый. — убить ежа можно в трех случаях. Первый случай — если еж будет бритый. Второй — если задница будет чужая. А третий — если прикажет райком. Вот так, кум, жди команды!».

Или другой случай. Как-то кум приехал проведать кума перед праздником. Жены ушли в другую комнату, так как в данном случае были для них обузой и мешали обильному питию и бесконечным разговорам. Уж к утру третьего дня заходит жена-хозяйка и говорит, что пора бросать пить и надо отдыхать. Муж ей говорит. «Если бы ты пришла позже на полчаса, мы бы с кумом успели бы снять с работы президента США Рейгана». Кум добавил: «Ничего. В другой раз мы точно его снимем за плохую работу». Отвага и юмор, бесконечные сражения с внешними врагами веками выковали из агульца символ свободы, трудолюбия и мужества. Поэтому и надо, я думаю, составить книгу сочного, колоритного агульского народного наречия. Агульцы всегда гордились тем, что жили небогато, но хлеб всегда ели свой. Отсюда, может быть, и их свобода в мыслях и выражениях. Дай-то Аллах.

Автор Расул Кубутаев, журнал «Народы Дагестана», № 4 // 2008