Двадцать лет назад, 16 ноября 1996 года, в Каспийске был взорван дом на улице Ленина.
Теракт в Дагестане унес жизни 69 человек, став первым в цепи подобных взрывов: Буйнакск, Москва — улица Гурьянова и Каширское шоссе, Волгодонск… Дело приостановлено, заказчики и организаторы не найдены.
«Вроде двадцать лет — это так много, — говорит Сарат Джабраилова, заместитель директора библиотеки имени Расула Гамзатова, Махачкала. — Но боль трагедии не ушла, она всего лишь утихла».
В библиотеке вспоминают погибших в Каспийске и во всех российских терактах. Дом на улице Ленина, 58 — общежитие-гостиница одного из российских заводов, постоянного партнера каспийского оборонного «Дагдизеля» — был взорван в ночь на 16 ноября 1996 года в два часа пять минут. Большинство погибших — пограничники, Каспийский отряд Северо-Кавказского пограничного округа. На экране — архивные кадры. С трибуны — приличествующие слова: «Мы пережили две мировые войны, сейчас идет третья — вся планета борется с мировым терроризмом». В зале много школьников и студентов. «Такими показательными мероприятиями мы помогаем молодежи пойти по правильному, по светлому пути», — объясняет Сарат Джабраилова.
«В эту страшную ночь я потеряла мужа и троих сыновей», — с трудом подбирает слова Елена Залова. Муж — капитан медицинской службы Андрей Швачев, вместе служили в госпиталях: Саратов, Забайкалье. В Каспийск были назначены за два года до трагедии. В ночь взрыва Елена Геннадьевна была в командировке, обо всем узнала в утренних новостях: «Ехала как к живым, надеялась». Старшему сыну Геннадию было одиннадцать, Павлу — восемь, Олегу — пять.
«Перестарались»
«Тишина!» — кричит Сергей Шойгу. Старое видео, любительская съемка. Время — 13:00, двадцать лет назад. Молодой глава МЧС — разумеется, прибыл на место трагедии сразу — объявляет всеобщее молчание в зоне спасательной операции. Режим полной тишины — чтобы услышать тех, кто под завалами — один из немногих элементов технологии спасения, уже отработанных на практике до Каспийска: землетрясение в Армении, например. Из-под плит взорванного подъезда в Каспийске спасли более сорока человек.
«Очень многому спасателям пришлось учиться на месте, — вспоминает Магди-Магомед Камалов, директор дагестанского издания «Черновик». — Кранов нужных не было, чтобы мощность хорошая. Цепляет кран плиту, пытается поднять — стропы рвутся, плита падает обратно. Люди вокруг в один голос — “ооох!”. Даже через общий плач вот такой стон было слышно».
В то время Магди работал фотографом, на месте трагедии он провел несколько дней. За двадцать лет, признает Камалов, многое смешалось — собственные наблюдения, общение с теми, кто был близок к следствию, а также «обывательский шум — то, о чем люди говорили и продолжают говорить». Среди шума — версия о случайном характере трагедии: «Будто бы хотели пограничников просто напугать, но больших специалистов-подрывников у террористов еще не было. Перестарались. Ты же видишь, только начинали», — напоминает Магди о дальнейшей летописи терактов в России.
Двадцать лет нестыковок
Нестыковки в сведениях о первом взрыве дома в России до сих пор не устранены. Официально объявленная мощность устройства — от 30 до 150 килограммов в тротиловом эквиваленте, на «испугать» в любом случае не похоже. В 2000 году в ФСБ объявили о задержании подозреваемых, особо подчеркнув, что дело имеет перспективы, несмотря на затянувшееся следствие. Однако еще через несколько лет было решено расследование по Каспийску приостановить.
Версий несколько. Первая — «чеченский след». За несколько месяцев до взрыва в Каспийске Салман Радуев совершил террористический рейд на Кизляр — обстановка соответствующая. Вторая — пограничники Каспийского погранотряда перекрыли несколько каналов контрабанды. В том числе специфической — черная икра, ценная рыба. «Вертолетами каспийскую икру вывозили из страны», — обозначает контекст Алик Абдулгамидов, дагестанский журналист и общественный деятель. Преувеличения нет: один из таких вертолетов в середине 90-х разбился на острове Чечень в Каспийском море, причиной стал перегруз.
Третья версия — как водится, комбинация из двух первых: заказ на массовое убийство пограничников, выполненный террористами. Только ли икра стала основной причиной? Пограничники в то время работали везде — и на перекрытии административных границ, и на операциях внутри республики. И, разумеется, на пресечении контрабанды. Кроме икры — не в меньших размерах — оружие, наркотики. Конкретная месть — а не абстрактное устрашение — вполне рабочая версия. Но только одна из них.
Даже по числу погибших — по разным источникам — нет определенности: 64, 68, 69… В Каспийске говорят, что списков было несколько: где-то учитывались только зарегистрированные жители дома, где-то — еще и те, кто приехал в гости. Данные по людям в погонах и местным гражданским, со службой не связанным, свели воедино далеко не сразу. «У директора общежития — он скончался уже, можно рассказать — здесь жили 11 человек. Родня и те, кто гостил, — говорит Гасан Курбанов, бывший нотариус и депутат городского совета, ныне глава Каспийского общества охотников и рыболовов. — Почти никого не спасли, он сам чудом спасся. Их рядом выложили. Тот, когда увидел, едва не умер на месте».
Сейчас на месте дома 58 пустырь, где играют дети. В центре пустыря большой обелиск со звездой, вокруг — черные плиты. «На памятнике шестьдесят девять имен, — как в первый раз подсчитывает Гасан. — На это и стоит опираться».
«Я не мог их винить»
Охрана в доме, разумеется, была: военный пост на третьем этаже. Оттуда и выше, до девятого, разместились пограничники и их семьи. А вот ниже — где находилось архитектурное управление, городское бюро технической инвентаризации (БТИ) и нотариальная контора — за обстановкой не следил никто.
«Страшные ночи Каспийска», — читает название на старой видеокассете Магомед Зулпакаров, начальник БТИ с 1982 года. «Эту кассету мы собрали из наших видеозаписей с места трагедии. У нас же тоже была поисковая операция. МЧС вынимало людей, а мы — бумаги, документы».
Сразу после взрыва Зулпакаров и его сотрудники приступили к поискам документов бюро. «Во-первых, собственность и право на нее, — перечисляет Магомед. — Во-вторых, в наших документах — личные данные людей. Весь город практически. Времена всегда не очень хорошие, а тогда были очень плохие. В очень плохих руках эти документы могли привести… Никто не знает, к чему».
Спасли около тридцати процентов. «Многое из того, что находили, другие люди тут же жгли, чтобы согреться, — вспоминает начальник бюро. — Было очень холодно, никаких тепловых пушек — того, что мы потом много раз видели по телевизору после других трагедий. Я просил руководство города: дайте людям тепла. Не организовали, не получилось. Я же не могу ничего сказать тем, кто замерзает — они же правы, их нельзя винить ни в чем».
Кроме папок, вспоминает Зулпакаров, «мы остались с одной ручкой на всех. Ни компьютеров, ни техники, ничего, что необходимо для восстановления». Необходимость хотя бы выяснить судьбу своих бумаг разъяснять никому из горожан не пришлось: метры, жилые и коммерческие — их собственность, их прямой интерес. В комнатке через несколько улиц, куда спешно перевели бюро, неделями стояли очереди. Гораздо тяжелее было восстановить документы по тем, что принесли жители. Во-первых, проверка. Во-вторых, собственно процесс: снять копии и подшить.
«Пыль еще та», — предупреждает Магомед, выудив откуда-то несколько книг. Половина страниц — белые: позднейшие вставки, по восстановленным. Половина — желтые, рваные, подклеенные скотчем.
«И возьмите кассету, — протягивает Магомед Зулпакаров «Страшные ночи Каспийска». — Наверное, это тоже какой-то документ, хоть и нашими глазами. Пусть его увидят».
Кассета часто заедает, выставляя стоп-кадр. Развалины, мебель, ванная — «в ней человек был, выжил», объясняет Магомед. Бумаги, тела, снова тела. Крупным планом записка: «Мамочка все готово. Картошка на сковородке. Поешь. Попей чаю с хворостом и с лепешкой. Как придешь разбуди меня. Целую».
«Всех уничтожили»
«2014-й год — выявленное бандподполье до 80 человек. 2015-й — до 70, в нынешнем году до 30 участников», — сообщает Фатина Убайдатова, начальник отдела информации и общественных связей МВД по Дагестану. В республиканском университете — большая конференция «Информационное противоборство с терроризмом», приуроченная к двадцатилетию теракта в Каспийске.
Судя по цифрам от МВД, внутри Дагестана террористов все меньше. Выкладки по международным террористическим организациям выглядят иначе: счет уроженцев республики, отправившихся за рубеж, идет на сотни. Разумеется, в фокусе внимания — запрещенная в России организация, которую на Северном Кавказе очень просят не называть «Исламским государством»: «Вот аббревиатура ДАИШ им очень подходит, так у нас передают крик осла», — советует руководитель сетевого проекта «Полиция совести» Заур Цицаев, Грозный.
А что с исполнителями теракта в Каспийске? «Никого больше не существует», — уверен журналист Алик Абдулгамидов, ссылаясь на свой разговор с генерал-полковником Евгением Болховитиным, который в те годы командовал пограничными войсками на Северном Кавказе. «Всех уничтожили — кого во вторую чеченскую, кого при иных обстоятельствах».
Официальных сообщений, однако, как не было, так и нет. «До сих пор никто не понес наказание за это преступление», — констатирует Елена Залова. Ныне она майор медицинской службы, работает в том же самом пограничном управлении в Каспийске. «Как бы ни хотели враги, они ее не сломили. Она продолжает жить и служить, растит прекрасных сыновей», — подчеркивает Сарат Джабраилова.
У Елены Геннадьевны новая семья. Муж — офицер, сыновей трое: Сергей, Александр, Владимир. Старшему восемнадцать, учится в гражданском вузе. Средний, по словам матери, хочет быть кадровым пограничником. «Будем надеяться, что все так и сложится», — говорит она.
Благодарим коллег из РГВК «Дагестан» за помощь при подготовке материала.
